"И вижу дивный мир..."

22 февраля исполняется 139 лет со дня рождения Дмитрия Ивановича Архангельского – одного из главных творцов культуры Симбирско-Ульяновского края, его первого художника-летописца.

Уникальный человек, Д.И. Архангельский обладал многогранным дарованием: талантливый педагог, страстный краевед, вдумчивый историк, этнограф, увлечённый коллекционер. Невозможно перечислить все то, что входило в круг интересов Дмитрия Ивановича, на протяжении многих лет любовно собиралось и хранилось им.

День рождения – прекрасный повод, чтобы ещё раз поклониться светлой памяти этого святого человека, который был, как неиссякаемый родник любви к людям, жизни, искусству, и рассказать об одном, может быть, менее известном его почитателям таланте – таланте семьянина, любящего, заботливого мужа и отца.

Как известно, Указом Президента Российской Федерации 2024 год объявлен Годом семьи. Такое решение принято для популяризации государственной политики в сфере защиты семьи и сохранения традиционных семейных ценностей.

Одна известная поговорка гласит: «Дерево держится корнями, а человек – семьёй». В семье реализуются мечты и желания, жизненные потребности человека. Именно семья позволяет человеку выжить, какими бы сложными ни были семейные испытания, позволяет творить, испытывать радость, видя своё продолжение в детях и внуках, быть счастливым. Дмитрию Ивановичу повезло. Именно такая семья окружала его на протяжении всей жизни.

В музейном собрании Ленинского мемориала хранится личный фонд Галины Дмитриевны Невзоровой, старшей дочери Д.И. Архангельского, художницы, связавшей свою творческую судьбу с мультипликационным кино. Значительное место в нём занимают рукописные воспоминания, охватывающие её долгую и содержательную жизнь. Особый интерес представляют те, которые связаны с детскими годами, проведёнными в Симбирске. В них Галина Дмитриевна рассказывает об отчем доме, семейном укладе и традициях, о том, что в своё время произвело на неё сильное впечатление и запомнилось на всю жизнь.

С глубоким уважением и признательностью она пишет о своих родителях, сделавших её детство счастливым.

Бракосочетание учителя Симбирской Воскресенской церковно-приходской школы Архангельского Дмитрия Ивановича с дочерью надворного советника Надеждой Павловной Гумилевской состоялось в Воскресенской церкви 11 января 1908 года.

«Архангельские и Гумилевские были знакомы семьями, когда моей маме было 14 лет, а папе – 7. Как семьи познакомились, когда и где встречались, я не знаю. Только помню мамины слова: «Я ведь, было время, вашего папу нянчила». Да вот тогда никто не мог предположить, что детская дружба в дальнейшем закончится свадьбой. И возникнет новая семья, которая будет на редкость крепкой, прочной и верной до конца жизни.

Свадьба была очень скромной. У мамы даже не было подвенечного платья, она венчалась в единственном выходном платье – тёмно-бордовом шерстяном с высоким воротом, которое маме очень шло. И как хорошо, что свадьба состоялась, несмотря на протесты родителей и с той и с другой стороны. Они считали, что разница в летах помешает счастью. Но они ошиблись. Счастье было, и самое подлинное. Недаром же на всех фотографиях, где уже и мы с сестрой появились, мама среди нас всегда с улыбкой, похорошевшая, счастливая».

27 февраля 1909 года у Архангельских родилась дочь Галя, а 25 июля 1910 года – Нонна.

Дмитрию Ивановичу и Надежде Павловне удалось создать и сберечь особый дух дома, далёкий от мелких страстей и суеты, наполненный настоящим жизненным смыслом.

Воспоминания Галины Дмитриевны связаны с самыми дорогими впечатлениями детства.

В них она поделилась семейной тайной, о которой ей поведала мать Надежда Павловна: «Моё появление на свет, такое долгожданное и радостное событие для моих родителей, было отмечено торжественно-трогательным ритуалом. Отец мой страстно желал всегда, чтобы его первенец – первый ребёнок (независимо, девочка или мальчик) – непременно стал бы художником. И вот, чтобы это неодолимое желание было бы действительно исполнено, Дмитрий Иванович попросил родившегося младенца завернуть в его рубашку, дабы передать дитяти свой божественный дар, свой талант художника, и благословил его при этом на заранее предначертанный путь в жизни – стать художником. С самых младенческих лет незаметно и неустанно он направлял меня на этот путь, прямо не говоря мне об этом. Особенно же помогал и вдохновлял меня пример самого отца, художника, пылко и жарко влюбленного в искусство. Он пристально и неотступно руководил моим художественным воспитанием вплоть до поступления меня в институт».

С раннего детства у Гали сложились удивительные отношения с отцом. Она уважала его, пожалуй, даже боготворила и нежно любила.

С младенчества ребёнок рос среди запаха красок на палитре, картин отца, разговоров об искусстве. Творчество незаметно, исподволь входило в мысли, в сознание, в душу. Детство – это бесценный склад сокровищ, как писал С. Параджанов. Сокровищами своего детства и делится Галина Дмитриевна.

Из воспоминаний Галины Дмитриевны Невзоровой

(приводится в сокращении)

«О моём отце написано много статей в газетах и журналах. Но я не буду касаться того, о чём уже говорили другие, а постараюсь воссоздать образ близкого и дорого мне человека каким он живёт во мне.

Мысленно заглядываю в прошлое, в далёкое детство и вижу – вот наш папа идёт на этюды в свободной блузе, которую мама сшила ему сама, или, смотря по сезону, в свободном пальто и широкополой серой фетровой шляпе. Ходил на этюды папа ежедневно. Мы жили на Волге, и поэтому главной темой этюдов была Волга. По пути становится и ласково говорит с каким-нибудь малышом. С ребятишками постарше приветливо поздоровается, скажет: «Здравствуйте, маленькие человечки!» и тоже о чём-нибудь побеседует. Иногда папа брал нас, детей – меня и сестру Нонну, с собой на этюды. Это было, как уход от реальной жизни в удивительную сказку.

У нас было излюбленное место. Надо было пройти по нашей улице всего три дома, повернуть за угол, пройти ещё несколько домов под уклон – и вот мы на «горушке». Так папа называл небольшой пригорок на склоне высокой и крутой Симбирской горы. Для нас папа расстилал на горушке одеяло. Мы рассаживались, и одеяло мгновенно превращалось в ковер-самолет. Это было удивительно!

Перед нами – необозримый простор Волги, голубые дали, высокое синее небо с бегущими белыми облаками. «Смотрите, дочурки, – говорил папа, – мы летим на ковре-самолёте, чуете!». И правда, лёгкий ветерок дует нам в лицо, над нами небо, его так много. Летим, конечно, летим! Как это прекрасно! «Ну вот, а теперь прилетели, - говорит через некоторое время наш папа. – Я буду рисовать, а вы побегайте здесь вокруг бугорка да посмотрите, какие здесь растут маленькие славные цветочки».

 И папа тут же, рядом с нами, начинал работать. Работал он всегда быстро, легко. Одновременно разговаривал с нами, что-то придумывал, шутил, рассказывал. Потом доставал из кармана конфеты, о которых мы и не подозревали, и есть которые на ковре-самолёте было ни с чем не сравнимое удовольствие. И как же нам потом не хотелось возвращаться домой, как жаль было расставаться со сказкой!

Когда моей сестре Нонночке исполнилось три года, а мне к тому времени было уже четыре с половиной, наш папа подарил своим дочкам акварельные краски. Каждой по картоночке, где были приклеены три краски – лепёшечки красного, синего и жёлтого цвета, и сказал: «Вот вам, детки, краски, учитесь ими работать, а краски эти волшебные». Мы обрадовались и очень удивились: «А что они могут делать эти краски, если они волшебные?» «А вот сейчас и увидите, - ответил папа. – Вот вам по чистому листу белой бумаги, вот кисточки. А теперь принесите из кухни два стакана чистой воды из-под крана, да попросите у мамы чистых тряпочек, они нам пригодятся вытирать кисточки». Мы всё выполнили и с нетерпением стали ждать, что же будет дальше. «Так, - сказал папа, - а теперь смотрите, что я буду делать, а потом и вы попробуйте».

Папа взял кисть, обмакнул её в воду, потом взял этой кистью красную краску и покрасил на бумаге небольшой красный квадратик. То же он проделал с синей и жёлтой краской, каждый раз предварительно промыв кисточку в воде. «Вот видите, доченьки, у нас получился красный, синий и желтый квадратики, а нам нужны ещё зеленый, оранжевый и лиловый. Как быть? И вот теперь смотрите дальше, только для этого нужно будет принести ещё блюдечко». Мы быстро выполнили это. Папа взял кистью красную краску, а потом синюю и на блюдечке смешал их, добавив воды, а затем покрасил на бумаге и получился лиловый квадратик. Так же папа проделал с синей и жёлтой краской – вышел зелёный – вот чудо! И, наконец, красную краску смешал с жёлтой, получился настоящий оранжевый цвет – ну прямо, как апельсин! «Вот теперь видите, ребятки, что и впрямь краски-то волшебные! Попробуйте теперь сами. Конечно, сразу-то может и не получится, но впереди ещё много волшебства».

Мы с сестрой рисовали всегда, с раннего детства. Вместе мы рисовали  и вместе устраивали выставки своих рисунков. Папа уже неоднократно выставлял свои работы, уже были его персональные выставки. На них иногда брали и нас. И вот, по примеру папиных выставок, мы устраивали свои.

Папа всячески поддерживал нашу инициативу. Творили мы сами. Свои произведения прикрепляли при помощи булавок к стенам и приглашали взрослых на просмотр выставки. Бывали высказывания, которые сулили не только радость, бывали и огорчения.

Но папа всегда нас поощрял, даже указывая на ошибки, не отнимал у нас надежды на успех, не давал возможности охладеть к рисованию. Помню его неизменный совет: «Поменьше чёрного, берегите цвет!». Ведь сам он всегда берёг колорит – ясный, светлый, жизнерадостный.

Наша Шатальная улица в городе Симбирске [ныне ул. Корюкина – В.К.] была очень тихая, спокойная, зелёная. Все дома на нашей улице имели своего хозяина, т.е. дома были частновладельческими. И мы тоже были хозяевами своего домика.

Я вижу всю нашу дорогую сердцу, родную «усадьбу» – дом, большой и тенистый фруктовый сад, двор, заросший высокой травой с тремя могучими вязами у забора и пышными кустами сирени по углам. А вот и живописные палисаднички, их два, с прекрасными разноцветными цветами. Это всё мамины питомцы, она их заботливо выращивала и холила. И помню, как всё вокруг наполнялось прелестью лета: запахами трав, земли, ароматом цветов… Цветы из палисадников иногда срезали. Их ставили в кувшины. И тогда наш папа писал с них свои яркие «горячие» натюрморты. Какое счастье было жить рядом с этим всегда неуспокоенным, ищущим, никогда не остывающим человеком. И всё его творчество создано богатством его духа. Да и акварельные пейзажи – это прежде всего изображение состояния его чудесной души.

В этот дом наша семья переехала после смерти папиных родителей, которые жили здесь, а мы снимали квартиру в частном доме.

Я хожу по комнатам… На полу в столовой от порога к противоположному порогу к кухонной двери лежит домотканый красочный половичок (дорожка), купленный на базаре. Это очень уютно. Так и хочется пробежать по дорожке. Обои в столовой светлые полосатые – одна полоска охристая, другая – светло-серая. Ведь столовая днём самая тёмная комната: окно выходит на северную сторону, кроме того, на терраску, вход на которую устроен из сеней. Посередине комнаты большой, очень удобный стол, его можно было ещё раздвигать при необходимости. Над столом висит яркая лампа под белым матовым абажуром. В столовой за обеденным столом свободно размещалась вся наша семья. Здесь мы пьём чай, завтракаем, обедаем. Но у этого стола были ещё и другие задачи: он объединял нас в долгие, тёмные зимние вечера, когда за окном рано темнеет, на улице идёт снег, иной раз вьюга завывает, а у нас в столовой так уютно и светло, идёт увлекательная работа – подготовка к ёлке, которая уже не за горами. Мы делаем, клеим и мастерим ёлочные игрушки. Папа с мамой здесь же, рядом с нами… одобряют, подсказывают и помогают нам. Весь стол буквально завален цветной бумагой и тонкой прозрачной папиросной. Цвета самые яркие и даже были золотые и серебряные листы. Клей, ножницы, нитки – тоже на столе. Нам ёлочных игрушек не покупали, мы их делали сами. И какое это упоительное занятие! Мы уже свободно клеили цепочки, флажки, хлопушки, различных форм коробочки (бонбоньерки их называли). Конечно, взрослые нам очень помогали, но хорошо запомнилось стремление сделать что-то именно совершенно самостоятельно.

И как же не хотелось прекращать работу, когда наступала пора идти спать. Но тут уж мама была неумолима.

Каждый день обогащал нас и делал жизнь всё интереснее.

Вот ещё одно из воспоминаний детства. Назову его «волшебный шкаф». У папы была маленькая светлая отдельная комната, очень уютная, которая служила ему одновременно мастерской. Для нас, детей, это было священное место. Туда мы заглядывали редко. И не потому, что нам запрещали, просто мы сами не хотели нарушать таинства – здесь творилось искусство. Порог мастерской мы переступали торжественно и молча. Папа встречал нас всегда приветливо, радостно, охотно показывал, рассказывал очень интересно всякие истории, много мы узнавали там, многому научились. Наивысшим наслаждением для нас были те упоительные минуты, когда перед нами раскрывался заветный волшебный шкаф. И чего только там не было! В нём жили такие книги, такие вещи и вещички удивительные! Это было иное царство, иной мир. Теперь я знаю, что это была небольшая библиотека книг по искусству, любовно собираемая папой. Для нас, малышей, интересны были и обложки или даже только корешки, пёстрые и красивые, за которыми скрывалась тайна. Но главное, в этом шкафу жил Билибин – великий чародей сказок. Он-то и был нашим кумиром.

Все книги с иллюстрациями Билибина, что в ту пору выходили в свет, были собраны у папы. И по сей день у меня сохранилось отношение к прекрасно изданным красочным иллюстрациям художника Билибина, как к идеалам сказочности. В детстве же нарядные, невиданной красоты страницы этих книг особенно привлекали нас. Даже сам цвет очаровывал. Цвета яркие – чистая киноварь и золото, глубокий синий и охра, и всё в узорах, всё так красиво! Много раз брали мы эти книги в руки, как зачарованные, рассматривали чудные картинки, бережно перелистывали страницы и так же бережно возвращали книги папе. А он тоже бережно и любовно ставил их на место.

Кроме того, в папин шкаф просто смотреть было так интересно. Помимо книг там непременно находилось ещё что-то необычное: японский веер или чашка, или красочные коробочки из папье-маше, фарфоровые статуэтки или простые яркие деревянные игрушки, купленные на базаре, да и многое-многое другое. Память об этом шкафе чудес сохранилась у нас на всю жизнь.

В мастерской стояли ещё небольшой рабочий стол, железная узкая кровать, табуретка и стул. Вдоль стен – множество самодельных из простого картона папок с акварелями, рисунками, стояли холсты, рулоны бумаги, ящики с красками. Тут же, на полках и на подоконниках, стояли в стаканах кисти, баночки с клеем и для воды, палитры с акварельными красками, этюдники и многое другое. По стенам всюду висели работы папы, написанные и маслом, и акварелью. Они постоянно менялись, выставлялись новые. Всё в этой комнате было непередаваемо интересно, ко всему у нас, детей, было благоговейное отношение.

Справа от мастерской – дверь в комнату, которая называлась в те времена залой, не гостиная, а громко – зала.

Там мы играли в путешествия. Из дивана, кресел и стульев получались отличные поезда, пароходы или просто извозчики, смотря по ходу игры. И мы с увлечением таскали узлы, разную поклажу, покупали билеты, спешили, опаздывали, терпели беды, случались и приключения, словом, с увлечением творчески играли.

Наша детская спаленка оставила большой след в моей памяти. В ней заключён был кусочек моего детства: радостного, беззаботного, счастливого.

Наши родители были людьми с ограниченными материальными возможностями. Среди семей нашего круга мы были даже бедны, но мы, дети, этого не знали. Ведь для нас делалось всё, чтобы мы были счастливы. Мы обходились без излишеств, а остальное у нас было всё. Наши родители сами умели делать многое, умели и нас увлечь интересными делами, а не только забавами. Думаю, что у нас было много такого, что было интереснее, чем у иных детей, которые имели изобилие дорогих покупных игрушек <…>.

Комната была тёплой, чистой и приветливой. Многое в этой комнатке было сделано руками родителей. На стене висела папина картина, небольшая, написанная маслом – Волга в ясную погоду. Небо и вода голубые, на берегу три ветлы. Этот мотив папа часто повторял акварелью. Кроме того, на стене висел календарь в изящном паспарту – тоже папиной работы. Тут же две-три наших с сестрой аппликации. Из самодельных предметов запомнились ещё три коврика на полу у каждой кроватки и очень красивое широкое полотенце,  вышитое гладью красными нитками. Рисунок – растительный орнамент: переплетение цветов, листьев, веток. В середине была вкомпанована надпись: «Чист – здоров». Я очень любила это полотенце <…>.

В нашей простой, но удивительной спаленке существовал предмет, который делал в моих глазах всю нашу комнатку голубой. Это маленький ночничок, под голубым абажуром. Абажур имел форму шара и надевался прямо на ламповое стекло. Лампа была керосиновой, трёхлинейной. Сам резервуар ночника был фарфоровый, тоже голубой с милыми цветочками. Для меня, ребенка, эти цветы, розовые и белые на голубом фоне, были дивно хороши. Ночничок мама зажигала вечером, когда мы ложились в постель. Иногда он горел всю ночь, но не всегда. По вечерам же горел долго, пока мы окончательно не засыпали.

Начиная с раннего детства, папа прививал нам любовь ко всему прекрасному, учил внимательно всматриваться в окружающий нас мир, учил умению видеть и любить красоту. И вся наша домашняя обстановка тому способствовала. С нами рядом были картины, этюды, книги по искусству, иллюстрации, старинный фарфор и многое другое прекрасное.

С детства мы находились среди папиных картин, мы были окружены ими, были с ними рядом, постоянно видели всё новые красочные изображения привычных, знакомых и понятных нам уголков города, Волги, домашних предметов, цветов. Иной жизни без этих картин и этюдов мы не могли себе и представить. Особенно привлекала Волга. Мы выросли на Волге, видели её ежедневно, любили её и тосковали в разлуке с ней. В папиных картинах и этюдах жила та самая Волга, которую мы знали и любили.

У нас с сестрой было счастливое, очень счастливое детство – безмятежное, безоблачное, про которое говорят – золотое! Этим мы обязаны нашим родителям.

Моему дорогому отцу, солнечному человеку, солнечному художнику, всю жизнь свою отдавшему людям – великое спасибо и поклон до земли!».

Подготовила 

В.М. Костягина – старший

научный сотрудник отдела фондов ОГАУК «Ленинский мемориал»

Нонна (слева) и Галя Архангельские. Симбирск. 1913 год. Фотограф Д.И. Архангельский

Галя и Нонна Архангельские. Симбирск. 1910-е годы. Фотограф Д.И. Архангельский

Галя Архангельская. 1914 год 

Надежда Павловна Архангельская с дочерьми: Галей (слева) и Нонной. Симбирск. 1913-1914 годы. Фотограф Д.И. Архангельский 

Старшая дочь Архангельских Галя за чтением. Симбирск. Не позднее 1916 года. Фотограф Д.И. Архангельский

Семья Архангельских. Ульяновск. 1930 год

Дмитрий Иванович и Надежда Павловна Архангельские. Посёлок Родники, Московская область

Семья Архангельских. Дмитрий Иванович и Надежда Павловна с дочерьми Галей (слева) и Нонной. В центре – девочка из села Прислониха. 1911-1912 годы